— Что… с тобой?

— Я в порядке, — отмахивается. — Пройдем в дом. Надо зарядить телефон и сделать несколько звонков. Я всё объясню. Ты же вся дрожишь.

— Дети…

— Мы все выясним, Лиза. С ними было все хорошо, они должны быть с мамой.

«…Было все хорошо».

«Было…».

А сейчас?!

Когда мы входим в дом, меня порядком трясет, нервная дрожь теперь перемешивается с ознобом — в огромной гостиной Соколовских неуютно и пусто. Так же у меня сейчас внутри. А еще спустя некоторое время Вадим поит меня чаем с мелиссой, вот только ни вкуса, ни аромата, не чувствую, я места себе не нахожу, и не могу согреться.

Весь мир в серых оттенках, органы чувств словно отказываются выполнять свои функции, бросая энергию лишь на то, чтобы не сойти с ума от неизвестности.

Сам Соколовский делает несколько звонков, предварительно объясняя, что его задержали, но отпустили, выяснив детали. Причин не называет, я могу лишь догадываться, что Вадим провел время в участке из-за дела Златы. Даже Руслан вчера на него думал. Но как обстоят дела на самом деле?

Я рассматриваю, как Соколовский, отойдя к дальнему окну, говорит по телефону, как бросает на меня взгляд, и ловлю себя на мысли — не могу ему верить, больше не могу, но так хочу. Какая-то часть меня по-глупому не теряет надежды, что Вадим на моей стороне. Что он ищет детей, что ему совершенно не нужно их отбирать. Зачем?

Но что если он специально меня успокаивает и время тянет?

Вадим подсаживается ко мне и берет мои ладони. Он так в глаза заглядывает, что становится страшно.

— Ты нашел их?

— Маме я не дозвонился, но отцу смог, но на конференции, и говорил с мамой совсем недавно, дети с ней.

— А сейчас? Что сейчас с ними?

— Лиза, все в порядке. Они найдутся. Ничего не произошло, — он делает паузу и сдвигает брови, словно всерьез беспокоится за мое состояние. — Они наверняка скоро вернутся домой.

Умолкает, рассматривает меня, от его взгляда сердце сжимается и тут же принимается кровоточить — раны слишком свежие, боль от предательства никуда не уходила. Только сейчас понимаю, что Соколовский крепко держит меня за руки и растирает пальцы, резко забираю свои ладони. И встаю, Вадим поднимается за мной:

— Лиза, пожалуйста…

— Я вчера все сказала. И здесь нахожусь только из-за детей. Никакие твои слова ничего не изменят между нами. Пойми это наконец.

Тяжелый взгляд, прожигающий, Вадим не мой. И больше никогда не будет. Я должна твердить это себе как можно чаще.

Запомни Лиза, навсегда не твой. И сколько грязной лжи было за годы, прожитые вместе, я не знаю. Доверие утрачено, рухнули державшиеся годами стены дома под названием «семья». Фундамент был заложен с дефектом.

Соколовский снова отходит и делает еще несколько звонков, я все это время проверяю телефон, и когда в дверь звонят, бросаю взгляд на Вадима. Нет, это не родители, у них есть ключ. Я все равно надеюсь, но на пороге, действительно, не они.

В холл со скучающим видом проходят двое, один из них представляется оперуполномоченным, другой из комиссии по делам несовершеннолетних. Тот, который представился сотрудником полиции, начинает задавать совсем уж дурацкие вопросы, на каждый мой ответ переглядывается со вторым, тот что-то пишет с блокнот. Почему я не знаю, где дети, должным ли образом я с ними обращаюсь, поднимала ли на них руку, кричала ли, спрашивает у Вадима, замечал ли он ранее странности в моем поведении.

Я беспомощно смотрю на Соколовского, что за вопросы такие?

— Слушайте, возможно, все в порядке, моя жена просто перестраховывается, потому что мы не можем дозвонится до матери, к чему ваши вопросы? Я уверен, что Лиза перенервничала…

— И часто она нервничает? — ухмыляется Храпин, как представился этот неприятный тип, перебивая.

— Как любая мать, она беспокоится.

Голос Вадима сдержанный, но я чувствую, что он напрягается. Значит, мне вовсе не кажется пренебрежительное отношение?

— Любая мать знает, где ее дети. Это наша работа, — быстро добавляет он, заметив, как меняется взгляд Соколовского. Когда Вадим отворачивается, Храпин снова переглядывается с сотрудником из комиссии, и эти взгляды мне совсем не нравятся.

Следует еще небольшой опрос, в течение которого у меня все растет тревога,

А потом слышатся звуки из прихожей. И раздаются голоса. Я готова упасть в обморок от счастья — Артем и Ариша! И, конечно, свекровь.

Все трое появляются на пороге.

Я бросаюсь к детям, ловя неодобрительный взгляд Веры Степановны. Так крепко обнимаю детей, что не сразу разбираю, о чем говорят за спиной.

— Видите, все хорошо, — заверяет Вадим. — Извините за ложный вызов…

— Это мы еще разберемся, ложный ли. Вера Степановна, верно? — оперативник представляется, объясняет суть. И добавляет ехидно: — Может, вы замечали странности в поведении Соколовской Елизаветы ранее?

— Что? — оглядываюсь испуганно. Куда он клонит?

— Странности? Да полно! — цепляется Вера Степановна. — Сама мне детей привезла, и теперь полицию вызывает. Лиза, что все это значит?

— Я вам звонила, но вы… не брали. И вчера я приезжала, а вы не отдали детей…

— Какие глупости! — манерно прижимает руку к груди Вера Степановна. — Вы слышали? — округляя глаза обращается теперь к Храпину. — Ужас какой, что ты такое говоришь, Лиза? Ты вообще была не в себе, как бы я тебе детей отдала?

— Очень интересно. Что вы на это скажете, Елизавета?

В комнате повисает молчание, я физически ощущаю, как над головой сгущаются тучи.

Глава 37

Под взглядом Вадима свекровь вдруг сразу сжимается:

— Не хотела тебе говорить, просто я волновалась за Лизу… — она делает участливое выражение лица. Вадим всегда на нее особенно действует, это без него Вера Степановна строгая, а при сыне даже играла в добрую свекровь.

Но неужели, кроме меня, никто тут не видит, насколько ее речь фальшива?!

— Неправда… — мотаю головой, заметив, как заинтересованно разглядывает Веру Степановну Храпин. — Ничего такого не было. Просто…

Я вдруг оглядываюсь на Вадима, я не ищу поддержки, но по привычке все еще надеюсь, что он по мою сторону баррикад, что не причастен к этому абсурдному обвинению. И он прекрасно знает, по какой причине я вчера была в том состоянии. Да и сегодня мало что изменилось. Горло сдавливает спазмом, в комнате становится душно.

— Я в тот вечер был с женой, я бы заметил, если бы она была не в себе, вы не находите? Матери показалось. Вы можете идти, — если бы в комнате внезапно раздались